Председатель:

Дашибальжиров  Баир Дашиевич

Контактный телефон:   8-(30143) 21-151 

Истоки терроризма

Терроризм как явление, обладает своеобразной притягательностью – особенно если рассматривать его с безопасного расстояния – и в то же время представляет немалые трудности для анализа. Это мрачное обаяние терроризма и трудности его интерпретации имеют общий корень: внезапность, скандальность и вопиющая жестокость – основные составляющие терроризма. Войны – в том числе и гражданские – во многом носят достаточно предсказуемый характер, они происходят, что называется, средь бела дня, и противоборствующие стороны и не думают окутывать себя и свои действия ореолом тайны.
Даже гражданская война соблюдает те или иные правила, в то время как главные признаки терроризма – анонимность и отрицание каких бы то ни было норм.

Терроризм всегда производил шокирующее впечатление на общество и вызывал самые противоречивые отклики и оценки. Лет восемьдесят назад террорист в массовом сознании ассоциировался со взъерошенным чернобородым чужаком-анархистом, который швырялся бомбами направо и налево и взирал на мир с дьявольской или идиотской улыбкой. Это был совершенно аморальный и фанатичный субъект, зловещий и нелепый одновременно. Хотя Достоевский и Джозеф Конрад и дали в своих произведениях гораздо более углубленные образы представителей этого движения, но отправной точкой для них служил именно такой стереотип.

В наши дни этот образ претерпел определенную трансформацию, но все же не очень далеко ушел от первоначального шаблона, в конечном счете не проливают света на эту загадку. Надо сказать, что во все времена и эпохи террористы не испытывали недостатка ни в поклонниках, ни в доверенных лицах, да и сегодня мы снова и снова слышим похвалы в адрес новоявленных святых и великомучеников террора. Нам говорят, что террорист – это человек, который не закоснел в равнодушии, который посвятил себя борьбе за свободу и справедливость. Его изображают кротким созданием, вынуждаемым равнодушным большинством и жестокими социальными условиями сыграть роль трагического героя: добрый самаритянин, подливающий яд, Франциск Ассизский с бомбой. Разумеется, такого рода канонизация сама по себе нелепа, но в то же время последовательное, безоговорочное отрицание терроризма с его бесчеловечными методами исходит лишь от тех, кто проповедует идеи непротивления злу насилием.

Как отметил еще триста лет назад полковник Сексби, убийство – далеко не всегда преступление, а вооруженное сопротивление превосходящим силам противника в открытом поединке и в полном соответствии с кодексом рыцарской чести – порой заведомо обречено на провал. Шиллер напоминал о том, что тирания не безгранична и что приходится браться за оружие, когда все прочие доводы оказываются исчерпанными. Выдвинутое Шиллером обоснование насилия как “последнего довода” свободных людей, не желающих мириться с невыносимыми условиями существования, вдохновляло не одно поколение тираноборцев.

Впрочем, на одного Вильгельма Телля приходилось немало самозваных спасителей человечества, горячих голов, фанатиков и безумцев, весьма своеобразно представляющих себе право личности на самозащиту и видящих в оружии не “последний довод”, но панацею от всех зол – как реальных, так и мнимых. Патриотизм с давних пор был последним убежищем негодяя. То же самое справедливо в отношении борьбы за свободу. Так, латиноамериканские конокрады, будучи пойманными и желая избежать повешения, объявляли, что руководствовались в своих действиях политическими мотивами. Разумеется, большинство террористов и не Вильгельмы Телли, и не вульгарные конокрады. Бывает, в них причудливо сочетаются самые разные, порой противоречащие друг другу качества, что вовсе не облегчает задачу исследователю терроризма. Можно, конечно, спорить, был ли прав Эдмунд Берк, говоривший, что если “поскрести идеолога, то под ним обнаружится террорист”, но зато совершенно очевидно другое: если “поскрести” террориста, то под ним совсем не обязательно скрывается идеолог.

Анализ проблемы терроризма сложен еще по одной причине. За последнее столетие характер терроризма претерпел значительные изменения. Это касается не только методов, но и задач борьбы, а также личностей тех, кто принимает в ней участие. Столь же существен и второй момент: в отличие от марксизма, терроризм не является идеологией, но представляет собой бунтарскую стратегию, которая может применяться приверженцами самых разных политических течений.

В то же время терроризм – это не набор чисто технических приемов. У тех, кто им занимается, существует определенная мировоззренческая общность. Они могут принадлежать к левой или правой части политического спектра, они могут быть националистами или, что реже, интернационалистами, но в основных моментах их ментальность выказывает удивительное сходство. Часто они гораздо ближе друг другу по духу, чем сами подозревают и были бы готовы признать тайно или публично. Подобно тому, как технологией терроризма могут успешно овладевать люди самых разных убеждений, его философия также без труда преодолевает преграды, существующие между отдельными политическими доктринами. Она универсальна и беспринципна.

Терроризм, вопреки бытующему мнению, не является подвидом партизанской (революционной) войны, и его политические функции в наши дни носят иной характер. Кто-то в качестве синонима к понятию “терроризм” использует термин “городская партизанская война”. Насчет эпитета “городской′ все в порядке, но вот определение “партизанский′ тут уж совсем ни при чем: ведь разница между терроризмом и деятельностью партизана имеет не стилистический, но качественный характер.